Некоторое время назад 40-летнему мужчине диагностировали третью стадию рака желудка, однако Андрей не намерен сдаваться. Он ведет блог, чтобы и те, кому пришлось столкнуться с подобным диагнозом, верили в свои силы.
Врач-онколог Андрей Павленко борется с раком/Фото: кадр из передачиВ апреле этого года одному из лучших хирургов-онкологов Андрею Павленко диагностировали третью стадию рака желудка. Мужчина четко решил для себя не сдаваться и бороться с болезнью всеми возможными способами. Кроме того, Андрей ведет блог, где рассказывает обо всех этапах лечения, чтобы и все те, кому пришлось столкнуться с подобным диагнозом, верили в свои силы.
В эфире программы «Прямой эфир» хирург-онколог рассказал, как живет сегодня. По его словам, за прошедшие полтора месяца пережить и изменить пришлось многое, однако благодаря поддержке родных и близких все прошло легко. «Скрытое течение болезни не позволяло мне заподозрить, что она существует. И возраст 39 лет. Эти два фактора не позволили мне провести скрининговые обследования. Боли в желудке начались еще в ноябре 2017 года, тогда я купировал их препаратами, а недомогание списал на рабочий график и нерегулярное питание. В апреле все-таки сделал гастроскопию и гистологию, тогда и был поставлен диагноз», — рассказал Андрей.
У мужчины подрастают трое детей и есть супруга Анна, с которой он счастлив уже 16 лет. По словам жены Павленко, она тяжело восприняла новость о болезни мужа, однако ради любимого ей пришлось взять себя в руки. Сейчас она всеми силами поддерживает мужа.
«Он сильный человек, сильнее, чем мы, близкие. Сейчас мы заражены его позитивом, стремлением жить», — отметила Анна, появившись в студии программы. Андрей надеется пробыть с семьей как можно дольше. Своими близким он пишет записки, чтобы родные знали, что делать в случае самых разных ситуаций.
У Андрея Павленко подрастают трое детей. Все они поддерживают папу/Фото: кадр из передачи
Поддерживают Повленко и его коллеги. Они даже устроили флешмоб и все вместе побрились налысо. Отметим, что несмотря на болезнь, Андрей продолжает давать консультации и спасать человеческие жизни.
» , какой период лечения оказался самым тяжелым, как он восстанавливается после операции и возвращается к обычной жизни и почему решил основать благотворительный проект.
Скриншот видео «Таких дел»
- Вы завершили семимесячный курс лечения. Какие сейчас прогнозы?
Вероятность прожить пять лет и больше - порядка 50 %. Обследование нужно делать раз в полгода - это в течение первого года, и дальше раз в год. Пять лет - это эталонный стандарт, который принят у онкологов. Это считается очень хорошим показателем.
- Какой период за время лечения был самым тяжелым?
Наверное, послеоперационный период. Во-первых, это больно. Очень дискомфортно, тяжело. И эмоционально тоже было непросто, несмотря на поддержку, которую мне оказывали семья и близкие, и те, кто писал. И сейчас я не могу назвать себя человеком, который восстановился после операции. Потому что прошло только чуть больше месяца.
Остались последствия от химиотерапии в виде нейропатии (заболевание периферических нервов, которое влияет на передачу болевых импульсов в мозг - прим. «Бумаги» ). Они будут длиться еще очень долго, наверное, полгода или даже год. Это не позволяет мне сейчас проводить операции, что для меня, как для хирурга, тоже эмоционально непросто. Сейчас я работаю как организатор и консультант.
Еще я похудел на семь килограммов, и теперь приходится менять гардероб. Пытаюсь привыкнуть к новой диете и режиму питания - я сейчас ем пюре в упаковках, ничего другого мне нельзя. Очень много ограничений, и я понимаю, почему после такой операции людям назначают инвалидность.
- Сколько в среднем длится этот период восстановления?
Полгода точно. Организм привыкает к новым условиям.
За эти семь месяцев вы стали очень медийной персоной. Как вы справлялись с таким количеством внимания, учитывая, что у вас было тяжелое лечение? И как с этим справлялась ваша семья?
Это было непростое испытание. Я не медийная личность и никогда ею не был, я не ожидал, что для меня это будет настолько тяжело в эмоциональном плане. Но я привык, и семья тоже довольно быстро привыкла. Я думаю, сейчас эта медийная нагрузка пойдет на спад, по крайней мере для семьи. Для меня, может быть, и нет, потому что сейчас будет большая пресс-конференция, посвященная открытию CancerFund.
- Как изменился проект «Жизнь человека »? Он в нынешнем виде отличается от первоначальной задумки?
Пока он соблюдает ту тональность, которая была изначально. Но будет меняться. И по большому счету история жизни человека Андрея Павленко должна потихоньку отойти на второй план, и мы [вместе с командой «Таких дел»] попытаемся использовать этот ресурс как медиа для онкобольных и для людей, которые хотят узнать больше об онкологии. Мы сейчас обсуждаем, как сделать так, чтобы эта трансформация произошла как можно быстрее.
- То есть будет больше интервью с пациентами и врачами, которые вы сейчас публикуете?
Совершенно верно.
Но при этом контент о вашей жизни полностью не исчезнет. Например, вы будете рассказывать, как развивается фонд?
Лечение, общение с читателями блога и журналистами изменило ваше отношение к медицине, пациентам и другим аспектам жизни?
Думаю, что нет. Я и так знал всё про то, что происходит в медицине, и по большому счету отношение к больным тоже осталось прежним. Мне, конечно, хотелось бы сейчас стать обычным хирургом, которым я был до диагноза. Но я так понимаю, что сейчас это уже вряд ли получится.
У меня есть довольно большие обязательства перед слушателями, которые за мной наблюдают. Поэтому я сейчас буду совмещать очень большую организаторскую, просветительскую деятельность с попыткой остаться хирургом, но не знаю, как у меня это будет получаться.
- То есть вы пока планируете остаться в Онкологическом центре комбинированных методов лечения?
Да, я планирую оставаться здесь, без вариантов.
- Как устроен сейчас ваш день?
Мне сложно вставать рано утром. Потому что иногда есть проблема с засыпанием. Есть такое понятие, как астенический синдром, он есть у всех больных в той или иной степени, и у меня тоже.
Обычно выхожу на работу в 9:00–10:00, но если надо прийти к семи утра, прихожу к семи. После еды я час отдыхаю, потом занимаюсь семьей. Сейчас дома я стараюсь не работать, а раньше работал постоянно.
Когда мы с вами в мае, вы говорили, что вам пишут три группы людей: больные четвертой стадии, другие онкобольные, которые обращаются за консультацией, и шарлатаны, которые предлагают альтернативные методы лечения. С тех пор что-то изменилось?
Я так понимаю, люди, которые предлагают альтернативные методы, уже не пишут, поскольку они поняли, что это бесполезно. Остался очень большой массив людей, которые пишут с различными онкологическими проблемами и запущенными формами.
Мы не успеваем отвечать на все письма, потому что их действительно очень много. За время существования проекта мы ответили в общей сложности больше чем на 10 тысяч писем. И остается еще очень много неотвеченных. Команда (Андрей Павленко отвечает на письма вместе со своими коллегами - прим. «Бумаги» ) не справляется, у нас очень много задач и целей, а я функционально еще не близок к идеалу - после трех часов дня я понимаю, что уже устал и нужно отдыхать.
- Вам приходит много писем благодарности, где говорят, что проект помог?
Получаю очень много таких писем и личных сообщений. И тоже не всегда успеваю их читать. Люди говорят, что блог им очень помог справиться с ситуацией, с психологическими проблемами, найти в себе силы согласиться на то или иное лечение.
- Вы запустили PavlenkoTeamBot. Какие вопросы через него чаще всего задают?
Чаще всего почему-то обращаются женщины с проблемами молочной железы. Мы отвечаем на вопросы вроде «А что делать, если ожидание исследования больше двух месяцев?» и «А что делать, если нет того или иного препарата?» В принципе, это те проблемы, которые я уже озвучивал.
- Вы вместе с командой продолжите отвечать на письма?
Мы пока продолжим отвечать, а потом подумаем, как быть с этой ситуацией. Потому что это отнимает очень много времени. Лично у меня есть еще одна проблема: когда я набиваю текст на клавиатуре, то каждое касание - это как разряд молнии. Люди, которые страдают нейропатией, знают, что это такое. И со смартфоном то же самое. Я также не могу сейчас писать ручкой: у меня и так был плохой почерк, а сейчас он стал практически неузнаваем. Я не чувствую, как держу ручку в руках. И жестикуляция руками сейчас сильно затруднена. Я сейчас инвалид во всех смыслах этого слова.
За последние несколько дней мне пришло 580 писем. Я пока не знаю, как буду поступать, и прошу прощения у тех, кто не получает ответов.
- Расскажите, как появилась идея создать благотворительный фонд.
Если мы берем практику зарубежных фондов, то есть два варианта финансирования исследований в онкологии: крупный бизнес и фармацевтический. И по большому счету все клинические хирургические исследования, которые проводятся на Западе, спонсируются из различных фондов: выделяются гранты и так далее. У нас в России клинические исследования по хирургии не проводятся вообще.
Есть два международных исследования, которые инициированы в России. Они проводятся исключительно на голом энтузиазме и сталкиваются с проблемой мотивации, потому что не поддерживаются никаким вознаграждением. Пока [мотивации] хватает, но чтобы проводить такие исследования систематически, нужно финансирование. Это первое, что меня сподвигло: [осознание] того, что нам не хватает специализированного фонда, который занимался бы проблемой финансирования и проведения клинических исследований.
Вторая задача - это учебный проект для хирургов-онкологов. Нужно, чтобы у человека, который выполняет роль наставника, была финансовая мотивация. Кроме ментора и наставника в этом проекте будет еще и резидент. Это хирург, который уже закончил ординатуру. Чтобы во время обучения по программе фонда он не думал, как прокормить себя и свою семью, мы будем платить ему зарплату, равную среднему заработку.
Еще в медицине есть много проблем с коммуникационной составляющей. Доктора не умеют или плохо общаются с онкобольными. При общении возникает много сложных ситуаций, и наши доктора не знают, как из них выходить. Поэтому еще одно направление - это обучение коммуникации. Думаю, это станет первым проектом, который будет финансироваться из нашего фонда.
Мы также понимаем, что в клиниках есть проблема с оборудованием. Мы будем пытаться помогать и с этим.
У проекта два направления. Первое будет решать быстрые задачи, второе - фонд целевого капитала - должно помочь нам обрести финансовую независимость, чтобы мы не зависели от частных пожертвований. Думаю, что мощностей фонда уже через год будет хватать, чтобы обучать порядка 10–15 хирургических онкологов в год. Многие говорят: что такое 10–15 человек в масштабе страны? Но в тех же США в год выпускается порядка 15 хирургов-онкологов.
- Вы президент фонда. Кто еще в команде?
Сейчас в команде пять человек.
- После того, как вы объявили о запуске проекта, с вами уже связывались потенциальные крупные жертвователи?
Да. Мы с ними сейчас ведем переговоры, и я надеюсь, что до 1 января 2019 года у нас уже будет первое крупное вложение.
В середине марта петербургскому хирургу-онкологу и руководителю Онкологического центра комбинированных методов лечения Андрею Павленко диагностировали рак желудка третьей стадии. Вместе с изданием «Такие дела» врач запустил блог о своей болезни, в котором рассказывает, что делать тем, кто тоже столкнулся с онкологией, как сообщить о диагнозе близким и что необходимо знать о болезни.
Андрей Павленко рассказал «Бумаге» , с какими просьбами обращаются читатели блога, почему он не обратился к иностранным врачам, отчего снижается информированность пациентов о болезнях и какие недостатки лечения в России нужно учитывать.
Скриншот видео «Таких дел»
- Вы узнали о диагнозе больше двух месяцев назад, как за это время изменилось ваше состояние?
Эмоциональное состояние почти не изменилось, а физическое ухудшается: химиотерапия довольно агрессивная. Я чувствую, что она дает о себе знать: слабость, недомогание, головокружения. Второй курс закончен, сегодня состояние позволило мне выйти на работу, следующий курс будет через неделю.
- Сколько всего предусмотрено курсов?
Четыре предоперационных курса химиотерапии, потом сделаю компьютерную томографию. Если мы достигли успеха, то будет сделана операция. После операции тоже будет химиотерапия. Интервал между химиями две недели, и мне нужно его обязательно соблюсти, потому что шанс на хороший эффект есть при строгом соблюдении тайминга.
- Как с началом лечения изменился ваш распорядок дня? От каких дел вам пришлось отказаться?
После первого курса я продолжал оперировать, но потом произошло осложнение - фебрильная нейтропения. Она возникает на фоне отсутствия белых кровяных клеток, и любой микроб, который может попасть в организм, способен вызвать серьезные осложнения, потому что у организма нет сил защититься. В этой ситуации необходимо принимать антибиотики. Я пропил целый курс, поэтому мне удалось с этим осложнением довольно быстро справится. Мне повезло.
Но осложнение заставило меня отказаться от работы в клинике. Теперь [для прихода на работу] я четко выбираю день, когда хорошо себя чувствую.
- Такое осложнение мешает проводить операции?
Планировать операции я перестал, потому что это очень энергозатратно. Понял, что мне необходимо поберечь силы. Чем реже появляюсь в клинике, тем меньше шансов подхватить внутрибольничную флору: в больнице микробы злее, чем «дикие», которые на улице, если говорить грубо.
Скриншот видео «Таких дел»
- Как пришла идея завести блог?
Идея возникла быстро. Фактически на третьи сутки после постановки диагноза я уже говорил с человеком, который помог мне связаться с «Такими делами» и организовать этот проект. Основная его направленность - это наши больные, которые часто недоинформированы о своей ситуации, о том, как себя вести, что делать, куда идти, какие могут быть последствия лечения. Они не знают еще много-много нюансов, которые я собираюсь затронуть.
- После запуска блога что вам пишут, о чем рассказывают и спрашивают?
Я получаю очень много писем. Физически ответить на все у меня не получается. Но стараюсь выделить с просьбой о помощи и пытаюсь на них ответить. Это больные с четвертой стадией, которым уже отказали в проведении специальных методов лечения. Изучая их историю, к сожалению, часто прихожу к такому же выводу, как и остальные доктора: что их, к сожалению, уже нельзя лечить. Такое бывает в онкологии, когда все методы исчерпаны, и состояние больного не позволяет продолжать лечение. Это называется терминальной фазой заболевания, когда уже ничего не сделать. Такие обращения, к сожалению, довольно часты.
Вторая группа - это больные, которые обращаются с вопросом, как поступить в той или иной ситуации. Я пытаюсь помочь советом. Безусловно, проконсультировать всех больных у меня сейчас не хватит ни сил, ни возможностей.
Третья группа - это шарлатаны, которые пишут письма с различными вариантами альтернативных методов лечения. Их колоссальное количество. Причем письма приходят не только из нашей страны, но и из Америки, Германии, Австралии. Люди предлагают лечение, причем такими методами, которые, на мой взгляд, не то что не являются научно доказанными, это просто какая-то профанация.
С учетом обратной связи от читателей, изменилась ли как-то идея блога? Что вы собираетесь дальше записывать?
В принципе, все моменты, которые хотел отразить в блоге, не подверглись никакой коррекции: я и так знаю, чего в нашей ситуации не хватает с онкологической помощью. Это скрининг, то есть ранняя диагностика, которая у нас отсутствует. Нам необходимы программы, составленные группой профессионалов, которые действуют на основании современных исследований.
Второй момент - как вести себя в ходе химиотерапии и настраиваться на лечение: психоэмоциональная поддержка, насколько важно не падать духом, держать себя в руках. У нас нет психологической поддержки онкологических больных. Знаю, что в некоторых онкодиспансерах главные врачи выделили ставку и развили группу психологической поддержки. Пока планирую на территории клиники, где работаю, создать несколько групп, в том числе и психологической поддержки. То есть в штате онкоцентра будет психолог, который будет специализироваться на онкологических проблемах.
У меня будет подробный подкаст про медикаментозное сопровождение больного на химиотерапии, где я буду озвучивать содержание индивидуальной аптечки, которая должна быть у каждого больного. Запишу подкаст для своих молодых коллег-хирургов о том, как пробиться и добиться успехов в хирургическом плане. Буду озвучивать идею создания учебного центра, основанного на новых принципах активного обучения, когда хирург-ментор на операции меняется с ассистентом - и тот выполняет какие-то элементы самостоятельно под наблюдением.
Скриншот видео «Таких дел»
- Что важно знать человеку, чей близкий заболел раком?
Могу оценивать это только по тому, как отреагировала моя семья. Наверное, я для них и есть медицинский психолог, потому что мне этот диагноз принять было, видимо, гораздо проще, чем им. Стараюсь их поддержать и всячески развеять их смутные, мрачные мысли. Сейчас все спокойны, заражены моей уверенностью.
Я не раскисаю, продолжаю шутить, выполнять рутинные обязанности папы. Мы привыкли к активному образу жизни, занимались скалолазанием, гуляли. Сейчас не могу это делать, но играю с детьми в настольные игры, общаюсь, выбираю книги для старшей дочки. Важно не выпасть из жизни - это мой самый главный совет. И продолжать быть собой.
Родственники действительно иногда падают духом, и чаще всего им тоже необходима психологическая поддержка, но я не готов компетентно ответить на этот вопрос. Знаю, что очень хорошая группа создана при детском онкогематологическом центре НИИ Горбачевой: списывался с психологом оттуда. Она поддерживает даже не деток, а родителей, они часто нуждаются в колоссальной психологической поддержке.
- Как вы себя поддерживаете?
У меня есть четкий план, и я верю в его успех: пройти четыре курса химии, выполнить операцию, получив еще один курс, вернуться к своей обязательной деятельности. И я не тешу себя надеждами, а точно знаю, что так и должно быть. И установка на лечение должна быть крайне позитивной, только это позволяет человеку не выбиться из сил.
Есть ли у меня мрачные мысли? Да, иногда возникают. Но важно на них не зацикливаться. Тем не менее как человек практичный я понимаю: я сейчас делаю то, чтобы при самом мрачном сценарии всё было хорошо с моей семьей. И чтобы онкоцентр в своей работе продолжал двигаться вперед и не останавливался в развитии (в интервью «Афише» Павленко , что уже нанял человека, который сможет заменить его, если у него не получится вернуться на работу - прим. «Бумаги» ).
Еще обновляю свой плейлист: хочется слушать больше. Я меломан, вношу в плейлист Guano Apes, «Металлику», Хворостовского, «Реквием» Моцарта. Еще начинаю читать книги, которые давно хотел прочитать.
- Как вас поддерживают коллеги?
Коллеги заставили меня прослезиться, это было колоссально (речь идет о флешмобе, который запустили коллеги Павленко: в конце апреля они видео, в котором побрились налысо, и разместили его в соцсетях с хэштегами #pavlenkoteam и #totallyboldoncology - прим. «Бумаги» ). Для них новость о болезни была тяжелым ударом, потому что они молодые. И я фактически привел их в эту клинику полтора года назад, мы только начали развитие. Они уже состоявшиеся хирурги, но еще не владеющие всем спектром операций, которые я им хотел бы дать. Пришлось ускориться: сейчас активнее участвую в их операции в роли ментора. Надеюсь, эта болезнь не заставит их опустить руки.
- Не думали ли вы уехать лечиться за границу?
У меня со́лидная опухоль, и я уверен, что в Российской Федерации ее можно лечить не хуже, поэтому остался. Знаю, какие препараты использовать, - в принципе, план лечения был понятен сразу. У меня лично сложилось негативное мнение в отношении многих [заграничных] клиник: люди, которые иногда отказывались от лечения у меня, уезжали на лечение туда, и им делали тот же объем процедур, что можно было сделать здесь. Или делали совсем не то, что можно было бы сделать, и получались совсем другие результаты. Здесь лечение было бы вообще бесплатным. Часто клиники расценивают медицинских туристов как мешок с деньгами.
- Можно ли в России получить качественное бесплатное лечение?
По ОМС можно, но есть нюанс - временной фактор. Например, вы пришли к терапевту с анемией, вам сделали колоноскопию, обнаружили рак и отправили в онкологическую поликлинику. Месяц от приема терапевта до колоноскопии, неделя - до получения заключения, две недели - до посещения онколога. Онколог составляет план обследования, этот промежуток затягивается еще на полтора месяца. А с онкодиспансером и ожиданием операции еще две-три недели «бесплатный период» от первичного прихода до момента попадания на лечения затягивается на два с половиной-три месяца. Это данность. И с этим пока ничего нельзя сделать.
- В какой срок в идеале должна укладываться диагностика?
Если мы говорим о третьей стадии, то два месяца уже ни на что не повлияют. Но если мы выявили раннюю опухоль, то вероятность излечения такого больного приближается к 100 %. В этой ситуации срок в два месяца может быть критическим. Из неинвазивного, то есть с блестящими результатами выживаемости, рак может превратиться в инвазивный - операция будет травматичнее, а прогнозы на лечение ухудшатся.
В лечении играет важную роль и информированность. С чего начинать человеку, который вообще не представляет, что делать?
Первое: найти информацию в интернете, хотя не могу сказать, что там всё достоверно. Рекомендовал бы максимально сократить догоспитальный этап, не рассчитывая на бесплатное обследование, - других вариантов не вижу. Мое дообследование и стадирование прошло в три дня. Я понимаю, что у меня приватные условия, которые не у всех есть, но я бы не стал рассчитывать на ОМС.
Скриншот видео «Таких дел»
- Пациенты могут повлиять на лечение и сделать общение с врачом эффективнее?
Нужно попытаться задавать правильные вопросы: «Как можно в такой ситуации поступить?», «Какие возможны варианты?». И нужно все-таки войти в положение доктора, понять, что он находится в жестких условиях. Медики в оглушенном состоянии: СМИ и СК гнетут, в отношении врачей заводится много дел, профессионалов часто пытаются наказывать за осложнения, которые возникают у пациентов. В день могут быть две-три операции, 20 консультаций. Пациенты должны понимать, что доктора такие же люди. Серьезнее проблемы «рак» сложно себе представить, но проблемы есть у всех.
- Теперь, когда вы сами онкопациент, вы стали лучше понимать своих пациентов?
Нет. Я всегда пытался поставить себя на место человека. Пациенты часто рассказывают и о семейных проблемах, я всегда выслушивал и понимал, что нужно скорректировать план лечения, консультацию, операцию. И важно дозированно давать информацию. Если больной в жесточайшей депрессии и в апатии, нужно донести, что серьезность проблемы значимая, что сейчас необходимо сосредоточиться на своем лечении, что есть варианты и какой лучше - всё, для первого раза достаточно.
Хирург-онколог из Петербурга Андрей Павленко, у которого этой весной обнаружили рак желудка, борется с болезнью, публикует онлайн-отчет о своем лечении в рамках масштабного медиапроекта и не прекращает работать. Вчера врачу исполнилось 40 лет, а сегодня он провел около пяти часов за операционным столом. Мы поговорили с хирургом о том, почему его проект вызвал такой резонанс и почему он не может позволить себе пребывать в бездействии.
Сегодня хирург Андрей Павленко провел около пяти часов за операционным столом - делал пациенту лапораскопическую резекцию желудка. Это первая операция врача, который сам борется с онкологическим заболеванием, после перерыва длиною в месяц. У Андрея Павленко два месяца назад обнаружили третью стадию рака желудка. Форма опухоли достаточно агрессивная и врач знает, что при удачном исходе лечения шансы на пятилетнюю выживаемость - 35-45%. Если опухоль не отреагирует на лечение, то шансы - не более 5%. Эти цифры не деморализовали медика. Когда он узнал свой диагноз, составил список из своих ключевых задач. Первая задача - приложить максимум усилий, чтобы победить болезнь (Андрей Павленко самостоятельно составил стратегию своего лечения), вторая - сделать все возможное для своей семьи и их финансовой независимости (у онколога жена и трое детей). Третья – создать все условия для того, чтобы центр, которым он руководит, продолжил свою работу при любом развитии событий. Он уже нанял человека, который смог бы заменить его, и продолжает обучение хирургов - во время сложных операций допускает к операционному столу молодых врачей и следит за их работой. Врача поддерживает собственная команда мечты - pavlenkoteam - шесть сотрудников возглавляемого им онкологического центра на базе Клиники им. Пирогова при СПбГУ. Узнать pavlenkoteam в клинике можно по стрижкам - когда их руководитель после химиотерапии побрился наголо, они все решили последовать его примеру.
Четвертая задача врача - это ведение медиапортала о борьбе с раком . Болезнь Андрея Павленко и его повседневные мысли теперь стали публичными, он хочет открыто говорить о проблеме онкологических заболеваний. За дневником врача следят десятки тысячи человек и только полторы недели на электронную почту пришли более одной тысячи писем.
О медиапроекте и лечении ядом лягушек
Андрей, вы были готовы к резонансу, который вызвал ваш проект?
Не ожидал, честно говоря. Ведь есть много блогов, где описано, как нужно себя вести, допустим, при химиотерапии. Люди рассказывают о своих проблемах, о том, с чем они столкнулись при лечении. Но это взгляд больного. Видимо, не хватало взгляда врача. И не просто врача, а онколога, который сам лечил эти заболевания довольно долго.
Кстати, а вы знали коллег-медиков, лично столкнувшихся с онкологическими заболеваниями?
Конечно, многие мои знакомые врачи боролись с раком или их родственники боролись.
И они демонстрировали такую же выдержку, как и вы?
На самом деле, наверное, они стремились сделать так, чтобы о болезни никто не знал.
Как ваши пациенты реагируют на эту ситуацию? Они в курсе того, что у вас рак?
У меня все контакты бывших пациентов есть в телефоне. И мне пришло огромное количество сообщений из разных уголков страны со словами: «Андрей Николаевич, мы с вами, держитесь». Для меня это на самом деле очень важно – получать такую обратную связь от пациентов, которые наблюдались у меня много лет назад. Это к тому же значит, что они живы, и то, что я делал, это все не зря.
А в самой клинике с пациентами сейчас изменилось общение?
Я сейчас редко консультирую. На прием ко мне в обычном формате не записывают – вдруг я буду себя плохо чувствовать, а пациенты ждут этой встречи. Но те, кого я все же принимаю, конечно относятся абсолютно нормально. По крайней мере, никаких претензий из серии - «доктор, вы же больны раком, как вы можете меня вылечить», я не слышал. Это же глупости. Профессиональные качества мои не изменились.
Врачи, у которых обнаруживали рак, стремились сделать так, чтобы об этом никто не узнал
Вы получили больше тысячи сообщений от незнакомых людей из разных городов и даже стран. Что вам пишут люди?
Письма приходят абсолютно разные. Часто люди просят посмотреть на результаты исследований, посоветовать врача, оценить метод лечения. Кто-то просто хочет выразить поддержку. Но бывают и письма другого типа - например, несколько сотен пришло по поводу возможности лечения рака ядом лягушки, секретом скорпиона, биотерапией и другими альтернативными методиками.
То есть это врачу-онкологу предлагают так лечиться?
Да, именно. А еще, судя по письмам, сейчас человек сорок с онкологическими заболеваниями чистят лимфу, двадцать пять - кровь, а еще пятнадцать - энергетику. И рекомендуют мне обратить внимание на эти методы. Я отвечаю в таких случаях примерно следующее: «Я понимаю что вы хотите помочь, но я принял для себя решение лечиться в соответствии с мировыми стандартами. На своем врачебном пути я не встретил ни одного пациента, который бы вылечился с помощью нетрадиционных методов медицины». Некоторые реагируют на это даже агрессивно. Мол, я вам, Андрей, предлагаю хороший метод, зря отказываетесь - решили умирать?
О раке в молодом возрасте и необходимости скрининга в России
Сколько прошло времени между моментом, когда вы заметили первые симптомы - желудочный дискомфорт - постановкой диагноза?
Прошло всего полгода.
С чем вы связывали неприятные ощущения, почему не задумались провериться еще раньше?
Вы поймите, в 39 лет никто еще не думает о раке. Это достаточно молодой возраст для этого заболевания. Я вел очень активный образ жизни: операции, лекции, конференции, командировки. Не было даже повода заподозрить что-то подобное. И кроме этих незначительных болей в желудке по ночам и при голоде не было вообще никаких симптомов. Обнаруженная у меня опухоль - очень редкая, она встречается среди больных раком желудка в 3-5% случаев. Это подслизистая форма, она начинает расти в глубоких слоях эпителия и выявить ее на ранних стадиях практически невозможно. Только когда дискомфорт усилился, я сделал гастроскопию. И опухоль была выявлена уже на 3-й стадии. Хорошо, что не 4-й терминальной.
Вы выступаете за введение программ по скринингу для раннего выявления рака. Какие программы это могут быть?
Самый простой скрининг – это молочной железой, шейки матки. То есть это те локализации, которые можно увидеть. У нас нет серьезных программ, которые поддерживаются государством. Только диспансеризация в поликлиниках, которая, на мой взгляд, не особо эффективна. И это большая ошибка. Потому что скрининг позволил бы выявить гораздо больше ранних форм опухолей. А они куда легче поддаются лечению и требуют гораздо меньше финансовых затрат. Мы экономим на профилактике и диагностике и тратим колоссальные суммы на лечение больных с 3-4 стадиями.
Об апатии пациентов и осознанном отказе от лечения
Вы вернулись на работу через неделю после второго курса химиотерапии. Как вы себя сейчас чувствуете?
Сейчас я чувствую себя практически здоровым человеком. Нет ни слабости, никаких признаков того, что у меня была химиотерапия. Хотя после первого курса осложнения начались сразу же. Схема лечения у меня очень агрессивная, поэтому я не то чтобы был удивлен. Удивлен был, что с первого раза так меня накрыло – обычно последствия наступают с задержкой. Но я врач, а у врачей все не как у людей (смеется). Сейчас я готовлюсь к началу третьего курса – оно запланировано на ближайшие дни.
Как вы относитесь к пациентам, которые осознанно отказывается от лечения и решают провести оставшееся время иначе? Просто побыть с семьей, поехать в путешествие.
Это право пациента. Если человек адекватный и владеет всей информацией о методах лечения, о прогнозах врачей, например, не самых утешительных, то он имеет право ничего не делать. Каждый сам выбирает свой путь. У меня были такие пациенты, которые просто решили, что не готовы к агрессивному лечению. Мы не имеем право в таком случае настаивать на обратном и принуждать его к той же самой химиотерапии.
Но как я понимаю, вы для себя четко решили идти до конца?
Да, я буду идти до конца. Мне хочется доказать, что мой вариант лечения возможен и я надеюсь, что он принесет мне удачу. Я мечтаю показать своим проектом, что есть возможность помочь и при моей не самой простой форме рака.
Вы поймите, в 39 лет никто еще не думает о раке
А сталкивались ли вы с пациентам, которые просто сразу же опускали руки и мысленно себя хоронили?
Да, таких людей, к сожалению, немало и их нужно обязательно вытаскивать из этого состояния. Потому что, на мой взгляд, психоэмоциональный статус больного очень важен для лечения. И когда у человека есть внутри силы и надежда, то ему легче переносить все тяготы и осложнения. Людям, просто опустившим руки, нужна помощь профессионального психолога. Но в российских учреждениях хорошей психологической службы сопровождения онкобольных по-прежнему нет. Мы планируем решить эту проблему в нашем центре самостоятельно и обязательно ввести в штат клинического психолога.
А сами врачи могут общаться с пациентами с онкологическими заболеваниями так, чтобы не навредить?
К сожалению, не все. Этому ведь никого специально не учили - такого курса в классической ординатуре по онкологии не существует, к сожалению. А на интуитивном уровне далеко не все могут общаться с человеком так, чтобы он все понял.
О знакомых врачах и лечении за рубежом
Если ты столкнулся с онкологическими заболеваниями, насколько важно знать толковых врачей?
Очень важно иметь выход на любых докторов. В Москве и Петербурге с поиском хорошего врача дела обстоят лучше, а если мы выезжаем куда-то подальше, в регионы, то там это настоящая лотерея – попадешь ты к адекватному специалисту или нет. И я вам могу сказать, что даже в рамках одного хирургического отделения тактика лечения пациента с раком может различаться. Сколько хирургов, столько и мнений. Но такого быть не должно.
Еще один важный совет – если вы пришли к доктору с непростой онкологической проблемой, а он не полез в компьютер свериться со стандартами лечения, то стоит насторожиться. И не надо говорить, что доктор не должен чего-то не знать. Очень мало людей, которые знают все стандарты досконально. Я, например, не знаю. И когда ко мне приходит больной с какой-то редкой локализацией опухоли, я всегда использую дополнительную информацию.
Вы лечитесь в России сами, и считаете, что не стоит при онкологическом заболевании сразу ехать за рубеж. Почему?
Ехать лечиться за рубеж есть смысл лишь в некоторых ситуациях. Например, ели обнаружен лейкоз, при котором требуется срочная пересадка костного мозга. Насколько я знаю, у нас с этим проблемы, и подбор доноров проходит проблематично. А основные виды опухолей, того же самого желудка или кишечника, я уверен, что можно лечить в России. Если вы знаете хорошего онколога, хирурга. Все опять же зависит от конкретного специалиста. Если опухоль можно удалить и состояние больного позволяет это сделать, то можно провести операцию в России. Не надо ехать за этим куда-то далеко. Это мой взгляд.
О семье и прокрастинации
С вами связались много журналистов, а стороны чиновников была обратная связь? Комитет по здравоохранению, может быть, даже Минздрав?
Нет. Я не жду от них никаких пока действий активных. Я не организатор здравоохранения, а хирург. И могу повлиять только на хирургическую составляющую. У меня были мысли, например, по созданию учебного центра по онкологии, который работал бы, основываясь на принципиально новых методах обучения. Эта та идея, которую я сейчас вынашиваю. И на это бы я с удовольствием подписался. Но чиновники за советами ко мне не обращались.
Работа – один из ваших приоритетов. Ваши близкие не обижаются на то, что даже сейчас она отнимает так много времени?
На самом деле, я сейчас провожу гораздо больше времени с семьей. У меня ведь нет разъездов, ежедневных операций. После химиотерапии я вынужден был лежать неделю, поэтому постоянно находился с ними. Так что сейчас все сбалансировано и, конечно, никакой обиды у близких нет. Зная меня, они понимали, что я не буду сидеть дома и смотреть в окошко, я не могу сидеть без дела.
Первый видеоблог вы начинаете с рассуждений о прокрастинации, времени на которую не осталось. Это такой посыл другим людям?
Да, можно сказать, что так. Очень много людей тратят время не на те вещи. Особенно это касается молодых ребят, которые не строят никаких планов. Они думают, что у них все впереди. На самом деле, время летит очень быстро, и можно не успеть. Конечно, побыть в ничегонеделании тоже порой нужно, но у меня на это, к сожалению, времени нет. Пока нет.
Весной этого года 40-летний петербургский хирург-онколог Андрей Павленко диагностировал у себя рак желудка третьей степени.
Теперь его цель - передать свой огромный опыт хирурга большему числу коллег, а пациентам рассказать, что делать, если они столкнутся с тяжелым недугом. Несмотря на болезнь, врач продолжает работать в клинике и ведет блог, в котором на личном опыте рассказывает о течении онкологического заболевания и его лечении.
О ЖИЗНИ И СМЕРТИ
Договорившись о встрече, мы приехали в час дня в онкологический центр Клиники высоких медицинских технологий имени Н.И. Пирогова при Санкт-Петербургском государственном университете, которым руководит Павленко. Но оказалось, что операция, назначенная на девять утра, только недавно закончилась и сейчас идет консультация больных.
Когда наконец мы вошли в хирургическое отделение, Андрей Николаевич сказал, что беседовать нам придется в машине, потому что ему срочно нужно в поселок Песочный, в онкологический центр на окраине Петербурга. Мы сели в его автомобиль и отправились в путь.
- Сегодня была сложная операция?
Непростая. Женщина шестидесяти лет, рак желудка. Пришлось полностью удалить желудок, но, надеюсь, теперь у нее все будет хорошо.
- Вы помните, сколько всего в жизни сделали операций?
Более двух тысяч. Не только онкологических. В онкологии я работаю последние десять лет, а раньше в звании капитана медицинской службы был военно-полевым хирургом, служил на Северном Кавказе во время второй чеченской войны.
Наш базовый госпиталь находился во Владикавказе, куда каждый день привозили раненых. На моем операционном столе за мою жизнь, слава Богу, никто ни разу не умер, но в послеоперационный период, к сожалению, случалось.
Любое хирургическое вмешательство в организм человека вызывает серьезные последствия. Даже при идеально выполненной операции могут возникнуть осложнения. Каждая смерть человека врезается в память навсегда.
Однажды, уже работая в онкологическом центре, Андрей Павленко оперировал 29-летнюю девушку с тяжелой формой рака желудка.
Мы сделали все, что могли, но метастазы распространялись, и стало ясно - надежды нет. Я знал, что она погибнет в течение трех месяцев, а у девушки на руках трехлетний ребенок, которого она воспитывала одна. Хирург-мужчина редко плачет, но тогда, закрывшись в ординаторской, я просто не выдержал.
- А когда вы узнали о своем диагнозе... что почувствовали?
Я не слабый человек. К тому же хирург-онколог, сталкиваюсь с раком каждый день. Но... в первую минуту был шок. Взял себя в руки, стал думать, как жить дальше. Когда получил данные гистологии, рассказал жене о непростом диагнозе.
Она расплакалась, у нее задрожали руки. Я ее успокоил, как мог, сказал, что предстоит лечение и все будет хорошо. Конечно, жена все время переживает, но мне не показывает.
- А дети?
Старшей дочери 14 лет. Ей очень тяжело. Она в курсе моей ситуации. Средней дочери шесть, она знает только, что папа лечится от опухоли. Сыну чуть больше года. Мы так организовали нашу семейную жизнь, что в ней не нашлось места унынию. Гуляем в парке, ездим на аттракционы, шутим, смеемся, играем в настольные игры. Если вы придете в нашу семью, ничто не укажет на то, что в доме онкологический больной.
Жаль только, что из-за курсов химиотерапии физическое самочувствие ухудшилось. Но зато я наконец нахожу время читать книги и обновляю свой плей-лист. Я же меломан, люблю русский рок, метал, классическую музыку. Но в целом мои жизненные принципы остались те же, что были до болезни. Важно что-то делать, не раскисать, не лежать амебой.
Андрей Павленко по-прежнему оперирует и консультирует. «Правда, уже не с такой интенсивностью, как раньше, - рассказывает Андрей. Исходя из своего физического состояния, сам выбираю день, когда могу прийти в клинику. Главное - не выпасть из жизни. Но вот если начинаешь жалеть себя - тогда все, считай, заживо умираешь».
ЧЕТЫРЕ БЛОКА ЗАДАЧ
Через два дня после подтверждения диагноза я поставил перед собой четыре блока задач, которые теперь решаю поэтапно.
Прежде всего, я сделаю все, чтобы онкологический центр, который я возглавляю, совершенствовался в своей работе и дальше. Уже нашел человека, который заменит меня, если я не смогу вернуться на свою основную работу.
Кроме того, вместе с коллегами развиваю идею создания учебного центра, основанного на новых, прогрессивных принципах обучения хирургии, когда хирург-ментор на операции меняется с молодым хирургом-ассистентом и тот выполняет какие-то элементы самостоятельно, но под наблюдением.
Второе: узнав о своем диагнозе, я вместе с медиапорталом «Такие дела» организовал интернет-блог, в котором на своем примере рассказываю людям, как лечить рак (https://cancer.takiedela.ru ).
Третья задача связана с семьей. Это самое дорогое, что у меня есть. Я хочу сделать максимально много для своих родных. Пройдя долгий путь от неотложного хирурга до руководителя онкологического центра, я только относительно недавно стал зарабатывать достойные деньги.
Со мной может произойти все что угодно, поэтому я хочу обеспечить семью на какое-то время финансово, и я это делаю. Ту силу любви, которую дают близкие, - ее невозможно ничем заменить. Однажды моя жена сказала: «Нам нужно верить вместе». Только вместе, иначе никак.
Четвертое: я собираюсь победить свою болезнь. Готовлюсь к операции. Я знаю абсолютно все, через что могу пройти: все осложнения, варианты прогрессирования заболевания... Но я ко всему готов.
ВЕРИТЬ НУЖНО ВМЕСТЕ
Отвечая на вопрос, для чего мы живем, человек, который, как никто другой, сегодня имеет право на него отвечать, ненадолго задумался:
Чтобы верить, надеяться и любить. Прежде всего, это вера. В Бога, в себя, в свою судьбу. Можно не ходить в церковь, но важно жить по заповедям Божьим. Надежда - это результат труда. Если ты работаешь и понимаешь, как осуществить то, что задумал, все получится. Любовь... семьи, друзей, близких...
Однажды перед сеансом химиотерапии я попросил у коллег машинку для стрижки волос. И вот утром захожу в ординаторскую, ребята стянули разом шапочки, и оказалось, что все они - лысые. Все мужчины онкоцентра сходили в барбершоп и в знак солидарности со мной тоже побрились наголо. Это было настолько пронзительно...
Валерий Гаршин,
Елена Хакимова.
P.S. Когда материал готовился к публикации, пришла новость. Компьютерная томография показала, что первичная опухоль у Андрея уменьшилась вполовину (!) и наблюдается регресс опухоли в лимфоузлах. Это значит, что химиотерапия дала положительные результаты и отдаленных метастаз нет.