Сон разума рождает чудовищ – Франсиско Гойя. «Сон разума рождает чудовищ

«Сон разума рождает чудовищ» (исп. El sueño de la razón produce monstruos ) - испанская поговорка, фабула известного одноименного офорта Франсиско Гойи из цикла Капричос .

Согласно бытовавшему в те времена представлению, живопись и графика являют собой некий доступный для всех и всем понятный всеобщий язык (лат. idioma universal ). По первоначальному замыслу Гойи офорт должен был называться «Всеобщий язык». Однако это название впоследствии показалось ему слишком дерзким, и он переименовал свой рисунок в «Сон разума», сопроводив его следующим пояснением: «Когда разум спит, фантазия в сонных грезах порождает чудовищ, но в сочетании с разумом фантазия становится матерью искусства и всех его чудесных творений». Воображение в сочетании с разумом производят не чудовищ, а чудесные творения искусства. А чудищ, по всей видимости, порождает не само воображение и не сам по себе разум, но именно сон последнего.

Разум призван к бдительности, которая сдерживает навязчивые фантазмы, которые немедленно овладевают сознанием человека, когда сном ослаблена цензура рассудка над чувствами и воображением. Во сне человек мыслит не точно, и это позволяет утверждать, что во сне он оказывается захвачен игрой собственного воображения, результат которой представляется чуждым и опасным вмешательством неких сторонних сил, посягающих на суверенитет рационально структурированного сознания. Подобный ход мыслей превратил художественную аллегорию в аргумент в пользу незыблемых полномочий «здравого смысла».

В настоящее время фразу используют, чтобы подчеркнуть негативный результат необдуманных действий.

Примечания

Литература

  • Goya - Caprichos da InfoGoya96, esposizione virtuale, a cura di: Università di Saragozza e Institución Fernando el Católico.
  • Helman, Edith (1983), Transmundo de Goya, Madrid: Alianza Editorial. ISBN 84-206-7032-4 .
  • Frederic Chordá, Goya: Grabados (con le immagini dei disegni preparatori e della prova di stampa), 2007

Ссылки

  • Офорты Сальвадора Дали: переработанные иллюстрации «Капричос» Гойи

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Сон разума рождает чудовищ" в других словарях:

    Название одной из гравюр, входящих в серию «Капричиос» (1797 1798), испанского художника Франсиско Хосе де Гойи (1746 1828). Он изобразил на этой гравюре спящего человека, которого мучают кошмарные сны и чудовища, их населяющие. Иносказательно: о … Словарь крылатых слов и выражений

    Сон разума: «Сон разума рождает чудовищ» офорт Гойи Сон разума (мультфильм) Анабиоз: Сон разума «Сон разума» сборник рассказов Витткоп, Габриэль … Википедия

    - (goya) Франсиско (полное имя Франсиско Хосе де Гойя и Лусьентес) (1746, Фуэндетодос, близ Сарагосы – 1828, Бордо), выдающийся испанский живописец, гравёр, рисовальщик, представитель романтизма. Сын мастера позолотчика. С 1760 г. учился в Сарагосе … Художественная энциклопедия

    Кошмарные сны - – тяжелые сны с гнетущими видениями. Ср. сон Марьи Гавриловны в повести А. Пушкина «Метель»; сон Татьяны в романе «Евгений Онегин». См. картину Ф. Гойи «Сон разума рождает чудовищ». Ср. ночные страхи … Энциклопедический словарь по психологии и педагогике

    У этого термина существуют и другие значения, см. Гойя (значения). Франсиско Гойя Автопортрет … Википедия

    Гойя и Лусьентес, Франсиско Хосе де У этого термина существуют и другие значения, см. Гойя (значения). Франсиско Гойя Автопортрет Имя при рожде … Википедия

    Автопортрет Имя при рождении: Франсиско Хосе де Гойя и Лусьентес Дата рождения: 30 марта 1746 Место рожден … Википедия

    Франсиско Гойя Автопортрет Имя при рождении: Франсиско Хосе де Гойя и Лусьентес Дата рождения: 30 марта 1746 Место рожден … Википедия

    Франсиско Гойя Автопортрет Имя при рождении: Франсиско Хосе де Гойя и Лусьентес Дата рождения: 30 марта 1746 Место рожден … Википедия

Книги

  • Олесь Бузина. Расстрелянная правда , Отсутствует. Сон разума рождает чудовищ. Украинский проект был кабинетной игрой интеллектуалов, модной игрушкой, за которой не было никакой социальной базы. Никакой Украины небыло на землях Малороссии. Но…

Франсиско Гойя занимает особое место в испанском искусстве и испанской культуре: не будет преувеличением сказать, что это самый крупный художник, которого дала Испания за триста лет, прошедшие после «золотого века» испанского искусства, отмеченного именами Эль Греко и Веласкеса, Сервантеса и Кальдерона. Особое место принадлежит Гойе и в европейском искусстве своего времени - он намного опередил поиски и дерзания своих современников. Когда сравниваешь произведения Гойи с картинами классициста Давида или романтика Жерико, сразу бросается в глаза, насколько свободен Гойя от каких-либо априорных схем и доктрин, насколько непосредственно реагирует его искусство на окружавшую художника действительность. Кажется, что творческим возможностям его кисти и офортной иглы нет предела. Это сближает Гойю с искусством XX века. Как писал французский исследователь Мальро, Гойя «предвосхитил все современное искусство».

При жизни Гойя не был известен за пределами своей родины. Для остального мира его открыли в 40-х годах 19-го века французские романтики, которых привлекла в творчестве художника прежде всего фантастика. Оценка творчества Гойи неоднократно менялась. Для наших современников он не только создатель образов, поражающих своей фантастичностью, но прежде всего большой мастер реалистического искусства. Однако постоянно возрастающий в наше время интерес к творчеству художника вызван не только его мастерством реалиста. Творчество Гойи - это интереснейший человеческий документ и документ эпохи. Именно поэтому его картины и офорты не могут оставить равнодушным - их принимаешь или не принимаешь.

Жизнь и творчество Гойи начинались в XVIII веке - существовавший порядок вещей казался тогда прочным и неизменным; умер художник в 1828 году, когда после мучительной ломки рождались новое общество и новая культура. Художник оказался в исключительном положении: оставаясь блестящим знатоком испанской жизни XVIII века, испанских традиций, он приобрел новый взгляд на мир, взгляд человека XIX века, расставшегося со многими старыми иллюзиями, предрассудками и суевериями. Эта позиция на рубеже двух столетий, на грани двух исторических эпох позволила Гойе с большой достоверностью и страстностью отразить в своем творчестве противоречивость и сложность своего времени.

Франсиско Гойя родился 30 марта 1746 года в арагонской деревушке в семье позолотчика. Юность провел в Сарагосе и Мадриде, учился живописи, в 1764 и 1766 годах выставлял свои картины на конкурс в Академию Сан-Фернандо, но потерпел неудачу: картины не были приняты. Затем уехал в Италию. Вернулся в 1771 году. Живопись итальянского классицизма и античное искусство не привлекали Гойю. Он много копирует Веласкеса, совершенствует свою живописную технику, делает первые офорты.

В 1776 году Гойя начал работать на королевской шпалерной мануфактуре в Мадриде. За 15 лет он создал большую серию так называемых картонов - композиций, по которым изготовлялись шпалеры. Эти работы заставили говорить о Гойе как об одном из самых крупных мастеров в изобразительном искусстве Испании. Несмотря на прикладной характер, ограниченность тематики и выразительных средств этого жанра, уже здесь Гойя показал себя как оригинальный и самобытный мастер.

Картины Гойи отличает радостное, мажорное мироощущение. Перед нами небольшие жанровые зарисовки народной жизни, в которых нет нарочитого изящества и утонченности. В картоне «Завтрак на лужайке» (1788, Лондон, Национальная галерея) Гойя показывает группу из пяти кавалеров и двух дам во время пикника. Никакой идеализации: национальные испанские костюмы, выразительные, подчеркнуто некрасивые лица.

В других картинах Гойя еще дальше отходит от французских образцов: в композициях «Ходули» (1791-1792, Мадрид, Прадо), «Игра в пелеле» (1791, там же) он показывает народные игры и развлечения. Гойя не только противопоставляет торжественному холодному придворному портрету и классицистическим композициям радостную стихию народной жизни, - но в таких картинах, как «Зима» или «Раненый каменщик» (обе - 1786, Прадо), он показывает полные драматизма сцены из жизни простых испанцев.

Работа на королевской мануфактуре все меньше удовлетворяла художника, хотя и принесла ему почет и славу: в 1780 году он был принят в члены Академии Сан-Фернандо, где в скором времени стал сначала вице-директором, а потом и директором живописного отделения, в 1789 году - назначен придворным живописцем нового испанского короля Карла IV.

Отказавшись от работы над шпалерами, Гойя приступает к созданию живописных полотен. К 90-м годам относятся несколько картин, в которых Гойя запечатлел характерные сцены испанской жизни.

В «Похоронах сардинки» мы видим народный праздник, который проводился в Испании в последнюю среду перед великим постом. Гойя прекрасно передает задор и искреннее веселье, охватившее участников празднества.

А вот другая процессия - «Процессия флагеллантов». Это иная, оборотная сторона жизни народа. Процессии флагеллантов, самобичующихся, были запрещены в Испании еще в 1777 году, но, как и многие другие суеверия, этот обычай настолько укоренился в сознании людей, что, несмотря на запрет, шествия флагеллантов продолжались и в начале XIX века. Динамичность композиции, ее нервный ритм подчеркивают эмоциональную напряженность сцены, граничащую с безумием экзальтацию, в которую впала толпа.

В картине «Заседание трибунала инквизиции» под тяжелыми сводами огромного зала на помосте сидят осужденные в высоких остроконечных шапках, разрисованных языками пламени, - каросах, которые надевались на жертв инквизиции. За столом восседают члены трибунала, чуть ниже - монахи-доминиканцы. Заседание в разгаре. Гойя противопоставляет мужественность жертв низменности палачей.

Параллельно Гойя работает над «колдовской» серией. Это небольшие по размеру картины, в которых художник обращается к суеверным представлениям о силах ада и зла.

В центре «Шабаша ведьм» (Мадрид, Музей Лаэаро) изображен дьявол в виде огромного козла. Вокруг него сидят ведьмы с тельцами младенцев в руках. По освещенному луной небу летят демоны в образе черных летучих мышей. Эта картина, как и «Лампа дьявола», «Кухня ведьм» и другие, свидетельствует о том, что в творчество Гойи проникает фантастика, ставшая в дальнейшем одной из главных особенностей его искусства.

Картины, созданные в 90-е годы, тематически связаны с его известным произведением - серией офортов «Капричос» - и являются своего рода прелюдией к этому произведению. «Капричос» были созданы в 1797- 1798 годах. В этих офортах отразились многолетние наблюдения художника над испанской действительностью, его стремление к изменению существующего порядка вещей. Торжество Глупости над Разумом, суеверие, нравственное падение - эти темы проходят красной нитью через все 80 офортов серии.

Долгое время исследователи пытались расшифровать тайный смысл листов: намеки на исторические события того времени, на конкретных лиц и конкретные обстоятельства из жизни самого художника, но их поиски не увенчались успехом. Дело в том, что в «Капричос» Гойя создал обобщенный философский образ действительности, не прибегая к иносказанию и «эзопову языку». Он мыслит противопоставлением категорий: день и ночь; разум и глупость, суеверие; молодость и старость и т. п.

Фантастика служит для более глубокого раскрытия реальности. Эпиграфом к «Капричос» может служить подпись к 43-му листу: «Сон разума рождает чудовищ». Этим сном спит Испания - страна, оказавшаяся на окольных путях Истории; страна, в которой правит Глупость, а не Разум; страна, где суеверия, веками внедряемые в народ, стали неотъемлемой частью его сознания. Картина, которую рисует Гойя, неоднозначна: виновны не только палачи, но и жертвы. Развращенные многовековым царством Глупости, они не стремятся вырваться из-под ее власти.

«Капричос» начинаются с сатирических зарисовок испанской жизни; постепенно персонажи офортов - махи, старухи-сводни, глупцы, попадающиеся в сети продажных женщин, монахи - изменяются, в их облике начинает проявляться их подлинная сущность. Все меньше человеческого и все больше животного, ведьмовского мы видим в лицах.

Вот лист 23. Перед нами снова заседание трибунала инквизиции. На заднем плане - море монашеских лиц, отмеченных чертами порока; единственное сохранившее благородные человеческие черты лицо - лицо осужденной. Но Гойя заставляет зрителей расстаться с иллюзиями. «Безобразие! С такой порядочной женщиной, которая за гроши всем оказывала услуги, такой усердной, такой полезной - и так обойтись! Безобразие!» Род занятий грешницы очевиден. На следующем листе Гойя показывает процессию, которая сопровождает осужденную на костер,- здесь уже не возникает никаких сомнений: жертва не лучше своих палачей.

С наступлением Ночи метаморфоза персонажей ускоряется: спадают личины, проявляются подлинные лица. В царстве Тьмы Глупость уже не рядится в одежды лицемерия.

На листе 46 «Строгий выговор» ведьмы и ведьмаки получают последние наставления перед тем, как отправиться на шабаш. «Без выговоров и нравоучений нельзя преуспеть ни в какой науке, - комментирует Гойя, - а ведовство требует особого таланта, усердия, зрелости, покорности и послушания Великому Ведьмаку, который ведает Колдовской семинарией…» В этой колдовской семинарии ученики одеты в монашеские рясы, как и те, кто присутствовал на суде инквизиции. Что это, адская пародия на деятельность «святых отцов»? Нет, это портреты, обнажившие их сущность.

Одна за другой предстают перед нами силы Тьмы. Вот монахи-доносчики (лист 48) - образ, связанный с деятельностью иезуитов в Испании. Гойя обыгрывает двойной смысл слова sop — lones - доносчики и дующие. На этот раз эти прислужники зла, занимающие низшие ступени в дьявольской иерархии, сами становятся жертвами «дующего» дьявола, летящего на коте. На следующем листе «святые братья» показаны в виде домовых. Алчные и ненасытные, проникающие повсюду.

Картины кошмарного ночного шабаша Гойя перемежает возвратами в реальность. Но на этот раз силы Зла не скрывают своих намерений и целей. Лист 58 тоже построен на игре слов: GERINGAR буквально означает «ставить клистир», а в переносном смысле - «докучать». Монахи обступили несчастного, который молит о милосердии. В руках у одного из них огромный клистир. «Кто станет жить среди людей, - утверждает Гойя, - тому не избежать клистира. А если он этого не хочет, ему придется удалиться в леса и горы. И там он все равно убедится, что жизнь - сплошной клистир». В царстве Глупости человек не может спрятаться от власти Зла, его заставят подчиниться.

Следующие несколько офортов посвящены приобщению к адским ремеслам. Для того чтобы стать полноправным «гражданином» мира Тьмы и приобщиться ко всем его таинствам, недостаточно заявить о своем желании - надо пройти обряд дьявольского крещения. Гойя пародирует каноническую композицию христианского изображения крещения (лист 70): река Иордан превратилась в смрадное болото, из которого торчат головы «окрещенных», голубь (Святой Дух) - в сову, на крыльях которой сидят два колдуна в митрах. Крещение производит козлоногий ведьмак, который крепко держит начинающую ведьму за ноги. Словесная формула обряда такова:

Клянешься ли ты слушаться и почитать своих наставников, подметать чердаки, прясть паклю, бить в бубен, визжать, выть, летать, варить, подмазывать, сосать, поддувать, жарить - всякий раз, как тебе прикажут?
- Клянусь!
- В таком случае, милая, ты уже ведьма. В добрый час!

Близится час рассвета, когда вся дьявольская нечисть должна попрятаться в свои норы, происходит обратное превращение - монстры и нетопыри начинают приобретать свой «дневной» облик.

Листом 80 «Уже пора», на котором ведьмы и ведьмаки, переодетые в сутаны, снова готовы наставлять на «истинный» путь людские души, править дневным миром, завершается серия «Капричос».

Не случайно в художественной системе «Капричос» понятие Разума занимает центральное место. Лучшие умы эпохи Просвещения считали, что после уничтожения старых феодальных порядков жизнь общества будет строиться на разумных началах. Для установления справедливости достаточно будет воззвать к разуму людей. Однако история показала утопичность этой идеи. Это понимал Гойя, бывший современником и свидетелем якобинской диктатуры и наполеоновской империи во Франции. Поэтому «Капричос» обрываются на тревожной ноте. День наступил, но силы Зла не побеждены, они ненадолго затаились и готовы снова двинуться в бой, чтобы подчинить человечество. Нужно немедленно действовать, пользуясь тем, что в дневное время они не так сильны, как ночью!

Продолжение следует.

Справка.
Франсиско Хосе де Гойя-и-Лусьентес
(исп.Francisco José de Goya y Lucientes; 30 марта 1746, Фуэндетодос, близ Сарагосы — 16 апреля 1828, Бордо) — знаменитый испанский живописец, гравёр, рисовальщик.

«Капричос» - гениальное, и как все гениальное, достаточно сложное для восприятия произведение. Серия состоит из 80 офортов, взаимное расположение которых относительно друг друга было определено Гоей порядковыми номерами. Название серии восходит к итальянскому слову «Каприччи» - искусство, открывающее новые способы восприятия мира.
Гойя создал «Капричос», что называется, на одном дыхании, всего за полтора года и при первой же публикации заставил о себе говорить.
Подобно музыкальной сюите «Капричос» состоит из Прелюдии ("Автопортрет"), пяти частей, связанных общей темой (герцогиня Альба) и финалом (офорт "Уже пора!"). В каждой из частей ясно прочитывается вступление, кульминация и заключение. Офорты взаимным расположением могут образовывать пары или триптихи, дополняя друг друга.

Прелюдия

Автопортрет

1 часть. В первой части «Капричос» Гойя рассказывает о своей личной любовной драме, хотя на первый взгляд это не очевидно. При поверхностном восприятии мы видим сцены в духе «сатиры нравов»: брак по расчету, «маменькины сынки», маскарад, бессмысленное убийство на дуэли. Ключом к правильному истолкованию замысла художника является гравюра «Тантал». В женской фигуре на коленях Тантала мы без труда узнаем герцогиню Альбу, это один из подготовительных вариантов знаменитого парного портрета Альбы «Обнаженная Маха». В словесном пояснении к гравюре Гойя дал свою версию разрыва отношений: «Если бы он был более учтив и менее назойлив, она, быть может, ожила бы», - т. е. не оставила его.

Они говорят «Да» и протягивают руку первому встречному

Бука идёт!

Маменькин сынок

Один другого стоит.
Немало было споров о том, кто хуже - мужчины или женщины

Никто никого не знает.
Свет - тот же маскарад. Лицо, одежды и голос - все в нем притворно.
Все хотят казаться не тем, что есть на самом деле.
Все обманывают друг друга, и никого не узнаешь.

Он даже так не разглядит её.
А как же ему распознать её?
Чтобы узнать её как следует, мало лорнета.
Нужен здравый смысл и жизненный опыт,
а этого-то и не достает нашему бедняжке.

Тантал.
Если бы он был более учтив и менее назойлив, она, может быть, ожила бы !


Любовь и смерть


2 часть. Во второй части «Капричос» мы вместе с Гоей совершаем путешествие по современной ему Испании, оказываясь среди низших слоев испанского общества: бандиты, проститутки, сводни, врачи-шарлатаны, заключенные тюрьмы или сумасшедшего дома. И всюду встречаемся с женским персонажем в одежде махи, прототипом которого была герцогиня Альба. Махами во времена Гойи называли женщин очень свободного поведения из средних городских слоев. На улицах их легко было узнать по пышным темным юбкам и глубокому вырезу на груди, прикрытому полупрозрачной тканью. В консервативной Испании маха была символом независимости и свободы, ее любовь страстная и непостоянная. Образ молодой, красивой и внутренне раскрепощенной женщины, который создал Гойя (например, в офорте «Да простит её бог, это была её мать») , чем-то схож с Кармен П. Мериме.

За дело, ребята!


Охота за зубами.
Зубы повешенного - чудодейственное средство для всякого колдовства

Горячо!
В удовольствиях необходима умеренность и воздержание



Да простит ее Бог, это была ее мать


Он хорошо натянут.
Она отлично знает, как важно иметь хорошо натянутые чулки



Все погибнут.
Удивительно! Опыт погибших не идет впрок тем, кто стоит на краю гибели.
Ничего тут не поделаешь. Все погибнут.



Вот они и ощипаны.
Раз их уже ощипали, пусть убираются, другие придут на их место.



Как её ощипывают!
И на цыпочек находятся коршуны, которые обдерут их до перышка.

Недаром говорят: как аукнется, так и откликнется



У них уже есть на что сесть

3 часть. В третьей части мы поднимаемся на одну ступеньку выше по лестнице социальной иерархии, попадая в мир испанского дворянства. Здесь Гойя использует хорошо знакомый по басням прием - место людей заняли животные, но нам не приходится долго разгадывать замысел автора.

Вот это называется читать.
Никто не скажет, что он теряет время зря



А не умнее ли ученик?


Брависсимо!


От какой болезни он умрет?
Врач отменный, способный, сосредоточенный, серьезный. Чего же еще желать?



Ты, которому невмоготу.
Разве не ясно, что эти верховые суть верховые животные?


4 часть. Четвертая часть - самая большая и непонятная. Это мир населенный дьяволом, ведьмами, зооморфными существами и угнетенными ими людьми. Среди ведьм Гойя поселил короля, королеву, католическую церковь и инквизицию в дьявольском обличии. Для понимания мысли автора наиболее важна гравюра «Тонко прядут». Три женщины за прялками - античные богини судьбы, и прядут они нити человеческой жизни. Людям свойственно надеяться на их благосклонность, но когда судьба - ведьма: нет надежды, остается только отчаяние. И здесь рождается гротеск, опрокидывающий святыни смех-сарказм, дух «Капричос». И, наконец, кульминация - черная месса в гравюре «Благочестивая месса».

Сон разума порождает чудовищ.
Воображение, покинутое разумом, порождает немыслимых чудовищ;
но в союзе с разумом оно - мать искусств и источник творимых им чудес.

Тонко прядут.
Они тонко прядут и сам черт не распутает тех нитей, которые они уготовят этим малюткам

Многое можно сосать.
Человек словно для того и рождается и живет на свете, чтобы из него тянули соки

Доносчики

Маленькие домовые

Сурки
Тот, кот ничего не слышит, и ничего не знает, и ничего не делает,
принадлежит к огромному семейству сурков, которые ни на что не годятся.

Прихорашиваются
Иметь длинные когти предосудительно, что запрещается даже нечистой силе

Чего не сделает портной!

Верх и низ
Фортуна очень плохо обращается с теми, кто с нею угодлив.
Тому, кто с таким трудом взбирается наверх, она даёт дым, а потом в наказание сбрасывает вниз

Пропади всё пропадом!
Кто станет жить среди людей, тому не избежать клистира.
А если он этого не хочет, ему придётся удалиться в леса и горы.
И там он всё равно убедится, что жизнь - сплошной клистир

А они всё не уходят!
Тот, кто не задумывается над превратностями судьбы, спит спокойно среди опасностей;
он не умеет уберечься от бед, которые ему угрожают, и любое несчастье застает его врасплох

Первые опыты

Невероятно!

Счастливого пути!

Погоди, тебя подмажут

Поддувает

Благочестивая профессия

5 часть. Заключительная, пятая часть - краткий конспект предыдущих четырех. Здесь мы в последний раз встречаем Гойю и Альбу в офорте «Неужели нас никто не развяжет?» .

Тебе не уйти!

Неужели нас никто не развяжет

Поняли? Чтоб всё было по-моему, слышите? А не то...

Друг дружку
Такова жизнь. Люди издеваются один над другим и мучают друг друга, словно разыгрывают бой быков.
Тот, кто вчера был на месте быка, сегодня - тореро.
Фортуна правит фиестой и распределяет роли по своей прихоти

Нас никто не видел

Финал

Уже пора


В целом «Капричос» крайне безрадостное сочинение, и только в заключительной коде у Гойи появляется какой-то луч надежды на лучшее - странные существа то ли звериного, то ли человеческого облика кричат, поднимают в верх руки, их лица обезображены гримасой ужаса. Светает, наступает царство Бога, дьявол уступает свои права:
«Уже пора» - говорит ему Гойя. Так заканчивается великий и трагический «Капричос», открывший Эпоху Романтизма в изобразительном искусстве.

«Сон разума»
«Когда разум спит, фантазия в сонных грезах
порождает чудовищ, но в сочетании с разумом
фантазия становится матерью искусства и всех
его чудесных творений»
Франциско Гойя

Когда ночами разум засыпает
Неведомо откуда, чем порождены,
В мозгу уснувшем призраки всплывают
Как отзвук боли, смерти и войны.

Они роятся, все чернее ночи,
Движенья быстры, остры и страшны,
В пространстве сером разрывают в клочья
Остатки первобытной тишины.

Беззвучный крик их содрогает стены
Врываясь в душу, сердце холодит,
Страшит угрозою неведомой измены,
Наплывом адских сил страшит.

В их вихре вижу мелких бесов,
Они восходят, тают в вышине,
И Вий встаёт из под земли завеса,
Глаза закрыты в вечном сне.

Рассвет все ближе, и грохочет город,
Все просыпается, и разум пробужден,
Мечта, фантазия возносят гордо
Высокое искуство в небосклон!

Рецензии

Добрый день, уважаемая Светлана Николаевна! Спасибо за сочувствие, это так важно в наше время. Мне, конечно, сны приходят иногда детективно мистического содержания, но я выработал привычку их забывать. Стараюсь не вспомнить. Через какое-то время остется только неприятное ощущение. Кроме того, мой лирический герой такой своевольный фантазер!

Еще раз спасибо за визит и отзыв, здоровья вам, с уважением и симпатией, А.Г.

Мне лет пятнадцать назад тоже такие детективные истории снились, причем, во всех я главной героиней была: рассказывала своей подруге, она историк, образовеннейший человек, посвятившая себя науке, советовала записывать... Не было времени... Теперь не снятся... А время есть!

Были времена, когда я не пытался забыть сон, наоборот, я пытался его фиксировать. И я их помню и сегодня. У меня они носили отрывочный характер: погони, где я порой летал, анфилады залов с оживающими изваяниями, пропасти, в которые я должен прыгнуть, знаю, что безопасно, но не могу. И что с этим делать?

Меня научила одна старая бабушка: если приснился кошмар, никому не рассказывай, подойди к окну и посмотри вдаль... Теперь жалею, то что снится - не помню... Рассказала об этом своему знакомому, он - психотерапевт в госпитале, он одобрил этот метод...

Ежедневная аудитория портала Стихи.ру - порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

«Сон разума рождает чудовищ» (исп. El sueño de la razón produce monstruos ) - испанская пословица, фабула известного одноименного офорта Франсиско Гойи из цикла «Капричос ».

Согласно бытовавшему в те времена представлению, живопись и графика являют собой некий доступный для всех и всем понятный всеобщий язык (исп. idioma universal ). По первоначальному замыслу Гойи офорт должен был называться «Всеобщий язык». Однако это название впоследствии показалось ему слишком дерзким, и он переименовал свой рисунок в «Сон разума», сопроводив его следующим пояснением: «Когда разум спит, фантазия в сонных грезах порождает чудовищ, но в сочетании с разумом фантазия становится матерью искусства и всех его чудесных творений» . Воображение в сочетании с разумом производят не чудовищ, а чудесные творения искусства. А чудищ, по всей видимости, порождает не само воображение и не сам по себе разум, но именно сон последнего.

Разум призван к бдительности, которая сдерживает навязчивые фантазмы, которые немедленно овладевают сознанием человека, когда сном ослаблена цензура рассудка над чувствами и воображением. Во сне человек мыслит не точно, и это позволяет утверждать, что во сне он оказывается захвачен игрой собственного воображения, результат которой представляется чуждым и опасным вмешательством неких сторонних сил, посягающих на суверенитет рационально структурированного сознания. Подобный ход мыслей превратил художественную аллегорию в аргумент в пользу незыблемых полномочий «здравого смысла».

В настоящее время фразу используют, чтобы подчеркнуть негативный результат необдуманных действий.

Напишите отзыв о статье "Сон разума рождает чудовищ"

Примечания

Литература

  • da InfoGoya96, esposizione virtuale, a cura di: Università di Saragozza e Institución Fernando el Católico.
  • Helman, Edith (1983), Transmundo de Goya, Madrid: Alianza Editorial. ISBN 84-206-7032-4 .
  • Frederic Chordá, (con le immagini dei disegni preparatori e della prova di stampa), 2007

Ссылки

Отрывок, характеризующий Сон разума рождает чудовищ

Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.